ЧУЖИЕ ДЕТИ  – ДВА ГОДА ПОСЛЕ ТРАГЕДИИ БЕРЕЗОВКИ

28 ноября 2016 года исполняется два года со дня массового отравления токсичными выбросами детей поселка Березовка, расположенного рядом с одним из крупнейших в мире нефтегазоконденсатным месторождением Карачаганак.

С тех пор дети продолжают страдать от потери сознания, головных болей, судорог, онемения конечностей и других симптомов серьезного заболевания — токсической энцефалопатии. Именно этот диагноз был поставлен трем детям в Москве. Отравление токсическим веществом было также признано у 4 детей в одной из частных клиник  Казахстана.

Однако подавляющее большинство пострадавших детей не имеют возможности получить реальный диагноз и лечение, так как в государственных клиниках Казахстана отказываются признавать токсическое отравление, а у родителей нет средств на  обращение в частные клиники или поездку за границу.

От детей, покалеченных Карачаганаком, отвернулись не только медики. Консорциум «Карачаганак Петролеум Оперейтинг Б.В.» (КПО), эксплуатирующий месторождение, отказался оплатить лечение детей,  президент Казахстана не ответил на обращение родителей и знаменитых экологов с просьбой взять под свой контроль ситуацию с детьми. Проигнорировали письма и руководители стран, чьи компании входят в КПО – Италии, США, Великобритании и России. Не ответили на требования спасти детей и главы компаний ENI, BG Group (теперь в составе Shell), Chevron, Лукойл и КазМунайГаз.

«За прошедшие два года ситуация со здоровьем детей не улучшается. Дети не только не получили  никакой помощи, но, похоже, мы так и не дождемся наказания виновников трагедии. Уголовное дело по факту отравления приостановлено, так как Казахстан уже больше года ждет помощи от России в проведении экспертизы, — комментирует Сергей Соляник, консультант Crude Accountability, со-координатор Коалиции «Дети или нефть», — Однако, наша Коалиция будет продолжать искать пути помощи детям Березовки. Мы призываем всех, кто не хочет, чтобы большая нефть и дальше калечила детей, присоединиться к нам. Для нас эти дети – не чужие!».

Светлана Воскобой, мама пострадавшей девочки Любы Воскобой:

28 ноября 2014 года (накануне на месторождении Карачаганак произошла авария – Редакция) моя дочь Люба Воскобой не попала в больницу, в этот день она вообще не пострадала. У нее не было даже жалоб вроде головной боли. У других кружилась голова, тошнило даже. Мне позвонили со школы и попросили забрать ребенка. Я пришла, дочка выбежала мне на встречу, сказала: «Мамочка, все в порядке, пойдем домой». Мы и пошли домой… Все было нормально 8 месяцев до августа.

В августе 2015 года Люба поехала в лагерь. И вот с первых дней в лагере у дочки случилась приступы, очень частые. Мы по телефону разговаривали с медсестрой, она говорила, что ребенок в день 4-5 раз падает с приступом. Я у нее спрашивала, почему мне никто не звонил, не рассказывал. Узнала обо всем случайно, вместе с ней были дети, которые позвонили домой родителям, в том числе моей подруге, которая начала меня спрашивать почему я сижу дома спокойно, когда в лагере моя дочка падает с приступами.

Меня будто кипятком ошпарили… Слезами чуть не захлебнулась. Я ничего не знала. Сразу побежала, схватила телефон, позвонила, начала ругаться, почему мне никто не звонит, когда моему ребенку плохо. Ребенок мой же мне не звонил, так как боялся, что я ее заберу оттуда. Она у меня любит компании, любит веселиться.

Потом медсестра все рассказала. А потом говорит: «Мы вам ее не отдадим, можете не приезжать даже, дома вы за ней правильно не поухаживаете. Оказываем медпомощь ей на месте. Домой ей нельзя». Люба говорит, что в лагере ей давали кислородные коктейли, мерили давление, давали таблетки от головы, когда жаловалась. А в последний день, когда нужно ехать домой, приступы у нее закончились, домой нормально приехала. Но в лагере справок не выдали, что ребенку было плохо! Они от всего от проблемы открестились, когда к ним начали приезжать репортеры. Врач, медсестра не давали комментариев. В сентябре началась школа, и опять через день приступы.

Люба Воскобой:

Обычно во время приступов у меня болит голова, болит сердце, помутнение в глазах, потом просто отключаюсь.
Некоторые моменты могу не помнить. После лечения в Актюбинске это бывает раз в 1-2 недели. В марте (2016 года – Редакция) было через день, падала.

Лечение

Светлана Воскобой:

В сентябре-октябре 2015 года мы поехали в город Актюбинск. Обратились в частную платную клинику. До этого, кстати, мы ездили в Уральск, куда нас отправляли по квоте в областную детскую клинику. 10 дней Люба там лежала с подругой Алиной. Им что-то кололи, ставили капельницы, делали МРТ. Невропатолог после всего сказал, что все хорошо, ребенок здоров, просто переходный возраст.

Когда мы приехали домой, ребенок снова начинает падать. Стало еще хуже, чем до этого. У меня есть результаты ЭЭГ в Актюбинске и Уральске. Обратились ко врачу, не говоря, что мы из Березовки. Ведь в Уральске нам дали поддельные анализы. Когда мы забирали карточку я на месте не посмотрела дату сдачи анализов. Потом дома увидела дату, в этот день ребенок ничего не сдавал. Это были общие анализы крови, мочи и другие. После этого решили, что место жительства лучше не называть. В Актюбинске сказали, что мы из Аксая. Там сразу обследование показало, что у ребенка энцефалопатия головного мозга. Выписали лекарства, тяжелые, сильные. После них ребенку стало намного легче.

Второй раз туда же поехали, нас наблюдал невропатолог. Обещала, если нужно, подтвердить свой диагноз лично. Говорила, нужно оформлять санаторное лечение. Мы бились, ходили, пытались все это оформить. Но так ничего и не добились, поездки оплачиваем сами, покупаем лекарства сами. В Россию ездили в Саратов к известному местному специалисту, он нас посмотрел, снова делали ЭЭГ, МРТ, анализы. Сказал, что ничего нового в диагноз не может добавить. Чтобы исключить другие диагнозы он делал четырехчасовое ЭЭГ. Сказал, что может нам только посочувствовать, потому что нужно длительное лечение, индивидуальный прием лекарств… МРТ еще показало кисту в лобной части мозга, от сильных падений. Там назначили несколько дополнительных таблеток и уколов.

Мне врач сказал: «Если у детей наступит омертвление конечностей, то может наступить полный паралич». И я не знаю, может это когда-то и случится… И что потом делать? Потом никто не поможет.

Люба Воскобой:

Сейчас (май 2016 года) чувствую себя получше, недавно упала 3 раза, в школе, на стадионе. Скорую помощь окружающие пытались вызвать, когда я уже очнулась, но не дозвонились

Ситуация в школе

Светлана Воскобой:

В школе учителя, медсестры не вызывают скорую. Сколько раз мне звонили… Говорили, чтобы забрала ребенка, я приходила и забирала домой. Предпоследний раз, когда она падала, уже на втором уроке, полежала, пошла на урок… Скорую никто не вызывает. Один раз вызывали не для нас, для учительницы в соседнем классе. Другим детям тоже не вызывали. Когда мы приехали сюда, в школе спросили, когда первый раз был приступ: «А что вы делаете?» Я сказала: «Ничего… Никто не знает, что нужно делать при приступах».

Директора, когда ребенку плохо, я никогда не вижу. Никогда. Постоянно рядом только медики и классный руководитель. Все тихо, мирно, все уже привыкли: подрыгается, встала и пошла. Внимания, видимо, уже не обращают.

Финансирование

Светлана Воскобой:

На поездку в Актюбинск (Казахстан – Редакция) собирали, как говорится, всем селом, все родственники дали. А Любе в тот момент было очень плохо. На поездку потратили где-то 100 тысяч тенге (примерно 300 долларов США – Редакция). Плюс, конечно, дополнительные деньги брала — вдруг что понадобится. Мы ходили с родителями в КПО (Карачаганак Петролеум Оперейтирг Б.В. – Редакция). Это была осень 2015 года, когда мой ребенок уже падал. Мы просили помощи, не обвиняли, не ругали. Пришли, поговорили. Хотели, чтобы нам помогли отвезти ребенка куда-то далеко в нормальную клинику. Они нам сказали, что не занимаются благотворительностью, пусть лечат нас наши врачи. Они нас переселяют, на этом все. Болезни, падения их не касаются.

Также мы обращались аксайский акимат. Ни раз там побывали. Нас уже знают. С нами встречался аким, заместитель акима. Просили помощи. Первый раз нам пообещали, что после переселения они займутся лечением наших детей, они откроют благотворительный фонд помощи. Мы задавали в конце вопрос «А вы не забудете после переселения о наших детях?», на что нам ответили «Я же вам пообещал? Значит выполню».

Проходит время, нас переселили, дети здесь начали падать. Тишина. Пошли вместе с другими родителями еще раз, сам аким был занят, с нами не встретился. Мы написали заявление, чтобы они помогли найти спонсоров, которые могли бы помочь проспонсировать поездку детей на лечение. У нас уже средств не осталось… Нам ответили, что постараются. «Нет» не говорили. Какое-то время прошло. Тишина, никто спонсоров не нашел. Мы ходили еще раз, просили, чтобы нас отправили в Актюбинск, чтобы на каникулах дети полежали там 10 дней на лечении. Опять написали заявление, нам ответили снова «Хорошо, постараемся помочь». В итоге повезли сами ребенка в Саратов. Благо там есть мои родственники, можно было не снимать жилье.

После Саратова месяц все было нормально, но потом началось то же самое.

Мы снова приходим в акимат, никто ничего не знает, никаких отчетов из нашей школы не поступает. Не понимаю, говорят ли им что-то, не говорят.

На мой взгляд, компания должна была выделить пострадавшим детям отдельную компенсацию. Дети отравились. Если они выплатили экологические штрафы государству, значит случай имел место, авария случилась. Но почему-то детям ничего не выделилось, мы не просим миллионов и миллиарды. Мы просим деньги на поездку для лечения к нормальным врачам, которые могут помочь. Нам никто сейчас не может сказать, излечимо ли, даже в Москве. От властей я бы не хотела требовать какие-то суммы, знаю, что ничего не дадут. Но они должны войти в положение, у них тоже есть дети, как-то пожалеть и помочь. Не деньгами, так посодействовать в нахождении спонсоров.

Компании как-то стороной обошли этот вопрос.

Мнение детей о происходящем:

Яна Щербинина, подруга Любы Воскобой:

Мы пошли гулять, была отличная погода (май 2016 года). Люба говорила, что у нее болит голова. Через некоторое время пошли домой. Идем. Слышу, что что-то упало. Это была Люба. Я не знала, что делать. Начала бить ее по щекам. Просила людей помочь, кто-то дал воды. Потом Люба начала приходить в себя, я быстро побежала к тете Свете, маме Любы, сказала, что Любе было очень плохо. Мы вместе прибежали, собралась большая куча людей. Меня никто не слушал, хотя я просила отойти, чтобы просто подойти к Любе. Потом народ ушел, и мы пошли домой.

Когда она только упала, народ спрашивал «Нужно ли вызвать скорую?». Я просила не вызывать, сказала, что скоро придет ее мама. В скорой могли ее положить, оставить, она там упадет и какой смысл во всем этом? У Любы короткие приступы, 3-5 минут, не часов. То есть это быстро проходит, а скорая сделала бы точно то же, что и я, только еще может дали бы нашатырь, а его нам нельзя.

Я тоже падала, мне было тоже плохо, как Любе. Я не хотела и не могла ходить в школу. Было очень страшно, пойду туда, упаду и может не проснусь. Было очень плохо и страшно.

Правда, когда Люба падала, все одноклассники ее и меня поддерживали.

Люба Воскобой:

Где-то в феврале Яне было плохо, ее одноклассники забежали ко мне, позвали меня, попросили помощи. Я забежала в класс, начала бить по щекам. Все не знали, что делать. Яна отошла, начала плакать, у нее сильно болели ноги. Потом меня оттуда просто забрали, думали я тоже упаду.

В Березовке нас понимали, когда падали, отводили подальше, потому что плохо. Здесь же никто не знал, что делать. Когда первый раз упала, все спрашивали «У тебя что, эпилепсия?», а я сказала: «Нет, я из Березовки». Но потом после нескольких раз одноклассники уже знали, что делать, вызывали медсестер, били по щекам, давали воды и всегда поддерживали.

Яна Щербинина:

Сейчас хорошо, хорошо себя чувствую, мы съездили в Москву (в Центр им. Семашко, где Яне также поставили диагноз «токсическая энцефалопатия», как и Любе в Актюбинске — поражение головного мозга токсинами – Редакция), мне дали новое лечение, новые таблетки. На днях болела голова, потом болели ноги, но в обмороки не падаю.

***
28 ноября 2014 года 25 школьников Березовки упали в обморок, у них начались сильные судороги, головокружения, скачки давления, сильная головная боль. В течение года еще у нескольких детей появились симптомы отравления токсичными выбросами.

29 ноября 2014 г. открыто уголовное дело по факту массового недомогания учеников и учителей п. Березовка. В рамках следствия, также проверялся факт о причастности школьной котельной к отравлению, и по нему было открыто отдельное производство 28 мая 2015 года. 24 августа 2015 года дело по котельной было прекращено за отсутствием состава преступления.

Коалиция «Дети или нефть?» призывает компании Chevron, Eni, BG Group (теперь Shell), Лукойл и КазМунайГаз и власти Казахстана взять на себя ответственность за трагедию, признать, что произошло токсическое отравление в результате аварии на месторождении, и в соответствии с этим обследовать, лечить детей Березовки и компенсировать ущерб здоровью.

Автор: Сергей Соляник

Фото: rachaganak.net