Добрые вести Добрые вести. Новости. позитив. социальный медиапортал.
Полное погружение в театр через самого знаменитого из шекспировских антигероев…
British Council в Казахстане представляет в Алматы пьесу «Я Гамлет» с хештегом #iamhamlet в постановке британского режиссера Джеффа Чёрча и Республиканского немецкого драматического театра г. Алматы. Представления пройдут 9, 10 и 11 сентября 2016 г. в Союзе писателей Казахстана в Алматы по адресу: проспект Абылай хана, 105
Интервью с Джеффом Черчем: современный Шекспир – это «Во все тяжкие»
Лондонский режиссер Джефф Черч с середины августа репетирует в Алматы с труппой Немецкого театра спектакль по шекспировскому «Гамлету» в модном формате «сайт-специфик». В 2004 году британский постановщик уже был в Казахстане и тоже с работой по Шекспиру – спектакль «Макбет», названный здесь «театральным триллером», был поставлен в том же Немецком.
Зачем нужен современному театру Шекспир, как сберечь психику, играя «Гамлета», и почему актуальные режиссеры вместо театральной сцены выбирают фабрики и заводы, Черч рассказал в интервью Today.kz.
— Я хочу начать наш разговор с истории 12-летней давности, когда вы ставили в Алматы «Макбета». Для тех, кто спектакля не видел, расскажите, каким он был?
— О, это был удивительный опыт. И жаль, что мне понадобилось так много времени, чтобы снова вернуться в Казахстан. Пока мы работали над «Макбетом», я успел полюбить актеров, меня впечатлила их физическая свобода. В Великобритании на тот момент были две самостоятельные традиции актерской работы – разговорная и физическая. За последние десять лет они тоже стали ближе друг к другу, но именно здесь, в Казахстане я впервые увидел, что актер может одновременно и иметь физическую подготовку, и при этом быть на сцене интеллектуальным, поэтичным. Но вместе с тем в вашей стране оставалось, и до сих пор остается, такое отношение к классическим пьесам, к Шекспиру, как будто они – музейные экспонаты.
— Мы по-русски это называем «театр с колоннами».
— Да, точно! По-английски так не говорят, но я понимаю, о чем вы. Так вот тогда, в 2004-м, я решил сделать «Макбета» более динамичным, более натуралистичным, я привнес туда то, что я называю «прямое обращение»: то есть когда актеры говорят со зрителем напрямую, даже когда читают какой-то свой внутренний монолог. Мы разрушили четвертую стену. В итоге получился спектакль с большим содержанием действия, боевых сцен, которые нам ставили каскадеры из кино. Мне даже становилось страшно за публику. Там было очень маленькое, тесное пространство, и казалось, что кому-то из зрителей могут случайно попасть в глаз или еще куда-то.
Вообще такой проект как «Макбет» не мог бы родиться, если бы я работал над ним с английскими актерами, или если бы с русскими и казахскими актерами работал русский или казахский режиссер. Он получился кросс-культурный, и благодаря этому произошли многие вещи, которые произойти в других условиях просто не могли бы. В условиях мультикультурности больше вызовов, больше свободы. К тому же, я как режиссер мог позволить себе давать актерам четкие наставления, и они сами искали и находили способ воплотить мои идеи. А в работе с английским актерами, особенно с опытными, именитыми, нельзя прямо указывать им, как играть, это не принято, они начнут вести себя неестественно или вообще что-то сделают назло. Казахстанские же актеры, хоть и невероятно талантливые, но не привыкли иметь много свободы действия, они постоянно ждут, чтобы режиссер сказал им, что делать.
— Сейчас в Немецком театре новая молодая труппа. Можно ли вписать в «Гамлета» команду актеров, где большинство не старше тридцати лет?
— Что касается каста, то у нас действительно получилось, что часть персонажей моложе, чем принято. Например, Клавдий. Но с другой стороны, нет никаких причин делать Клавдия старым – он же вполне может быть младшим братом покойного короля. У нас Клавдий получается очень сексуальным, очень харизматичным, и сразу понятно, почему Гертруда бросила своего старого мужа ради этого парня. В общем, у нас не было особых проблем с кастингом, сложности есть только в том, что не всем молодым актерам хватает опыта для работы над текстом Шекспира. Но у этой труппы по сравнению с прошлой, с которой я работал, есть большое преимущество: они – ансамбль. Наташа Дубс (художественный руководитель Немецкого театра – Прим. автора) привила им замечательное чувство командной игры, они действительно знают, как работать вместе. Для Великобритании редкость, когда театральная команда постоянно работает совместно, чаще труппу собирают под конкретный спектакль, и приходится с нуля строить отношения, динамику. Здесь мы можем этого избежать.
— Как вы лично для себя, не как режиссер, а как личность, как читатель, трактуете историю Гамлета?
— В этой работе мое восприятие и как режиссера, и как человека, пересекается. Дело в том, что в нашем спектакле не будет Гамлета как такового, в этой версии пьесы мы приглашаем каждого зрителя побыть Гамлетом. Это попытка изучить универсальность персонажа.
Мой отец был актером и одним из основателей Royal Shakespeare Company (британская театральная компания, специализирующаяся на постановке пьес Уильяма Шекспира и его современников – Прим. автора), и когда я был маленьким, я видел его работы во многих спектаклях по Шекспиру. В середине семидесятых, когда моему отцу было примерно столько же, сколько мне сейчас, в RSC пригласили в качестве режиссера молодую женщину, это была тогда большая редкость. Ей было около 25 лет, и она была очень талантлива. Она поставила «Короля Лира», и мой отец в ее спектакле играл короля Лира. И она что-то такое «достала» из него, чего я раньше никогда не видел – я смотрел на сцену и реально наблюдал, как мой отец сходит с ума. А затем она взялась поставить «Гамлета» с Беном Кингсли в главной роли. И прямо перед премьерой этого спектакля она покончила с собой. Бен Кингсли тогда считал, что она приняла такое решение в процессе репетиций монолога «Быть или не быть», и играя премьерный спектакль он принял решение сделать кое-то, что сейчас не покажется необычным, но тогда было очень по-новому. Спектакль остановился, в зале зажегся свет, а он сам вышел вперед, сел на стул и обратил весь монолог напрямую зрителям. И это было так, как будто он озвучивал свои мысли, ее мысли, и мысли вообще всех. Я тогда был еще подростком, но эта сцена на меня произвела громадное впечатление. Я понял, что это очень психологическая пьеса, что в ней главное – не события, а внутренняя дилемма человека. И эта дилемма — быть или не быть — знакома каждому из нас.
Своим «Гамлетом» я бы хотел дать зрителям возможность задать себе многие вопросы, вместо того, чтобы смотреть, как эти вопросы задают себе персонажи спектакля. Моя цель – шокировать, удивить и вовлечь аудиторию.
— Вы много «Гамлетов» поставили за свою биографию?
— Нет-нет, это мой первый «Гамлет». И тот «Макбет» тоже был первым «Макбетом». Но я играл во многих спектаклях по Шекспиру и несколько поставил. Вообще я стараюсь не повторяться, не брать использовать и те же пьесы или хотя бы одни и те же способы работы. Если в «Макбете» мы ломали «четвертую стену», то в «Гамлете» мы ее не просто сломали, но еще и попросили зрителей пройти прямо на сцену. Мне интересно, как публика в Казахстане на это отреагирует, потому что мне постоянно твердят, насколько местный зритель отличается от британского, от европейского. Хотя в случае с «Макбетом» все отлично сработало.
— Ваш спектакль создается в формате «сайт-специфик». В чем суть такого театра?
— Сайт-специфик — это такая вещь, которая сейчас суперпопулярна в Великобритании, во Франции, есть целые сайт-специфик театральные фестивали. Суть этого метода в том, что театр делается вне театра. Для конкретного действия выбирается конкретное место, которое подходит под идею пьесы, под историю. В Великобритании я сотрудничаю с театральной компанией Hydrocracker, которая как раз специализируется на театре сайт-специфик. Мы, например, делали спектакль, посвященный пыткам заключенных, в старом муниципальном здании, где в подвале была реальная тюрьма, и туда водили зрителей. Или если отследить программу Эдинбургского театрального фестиваля за последние годы, можно увидеть, что там используют много нетрадиционных локаций – это может быть офис, завод, парк развлечений, что угодно. Просто раньше было принято даже из таких мест создавать подобие театров, а теперь их используют так, как есть. Это особенно интересно молодой аудитории, которая привыкла к видеоиграм, социальным сетям, которая хочет активно участвовать в действии, а не просто наблюдать. В театрах в Великобритании идет борьба за молодого зрителя, потому что в традиционные театры ходит только старшее поколение, традиционным театрам сложно привлечь молодежь. А шоу сайт-специфик – это такие модные мероприятия, на которые собирается именно молодая публика. Одна из первых театральных компаний, которая начала работать в этом направлении, — это Punchdrunk. Они иногда анонсируют свои спектакли за несколько часов до начала, и билеты на них сметаются моментально, как на концерт рок-звезд. Я надеюсь, что в Алматы тоже появится аппетит к такому театру.
— Нравится вам здание Союза писателей, в котором вы ставите своего «Гамлета»?
— Да, я проектировал спектакль специально для этого здания. Оно восхищает своим старым советским стилем, в нем сохранилась память о тех грандиозных былых временах. Это здание особенно не менялось с советских времен, только слегка увяло. И когда зритель будет приходить на спектакль, у него будет складываться ощущение, что он попал в какой-то дворец, но советской эпохи, где и происходят все эти ужасные события. Мы будем использовать не только конференц-зал, где у нас расположена сцена, но и коридоры, и другие помещения.
— Британские театральные режиссеры часто ставят Шекспира?
— Да, но я бы сказал, что сейчас Шекспира больше ставят американские режиссеры. В Великобритании ставят меньше из экономических соображений: в пьесах Шекспира большое количество персонажей, нужны дорогостоящие декорации. Вот сейчас в Немецком театре в «Гамлете» у нас задействованы 11 актеров. А британские театральные компании часто состоят всего из четырех-пяти человек. Но есть, например, лондонский театр «Глобус», в котором спектакли по Шекспиру – большой туристических хит.
— Как вам кажется, насколько пьесы Шекспира подходят для интерпретации языком современного театра?
— Это же не случайно, что произведения Шекспира до сих пор живут. В них есть такая широта и такая актуальность, что их можно ставить бесконечным количеством разных способов, и мне кажется, что режиссеры никогда не перестанут обращаться к Шекспиру. Вот, к примеру, взять американское телевидение. Мы же с вами живем в абсолютном «золотом веке» американского телевидения – HBO, Netflix, Amazon делают такие шоу, каких не было раньше никогда. Они больше не зависят от рекламы, и могут себе позволить перестать создавать только простые «пантомимные» сериалы, где были только хорошие или плохие. Теперь у каждого персонажа есть собственный сложный характер, и это абсолютно шекспировские персонажи. Возьмите Уолтера Уайта из сериала «Во все тяжкие» — он вроде бы неплохой человек, он пытается делать что-то для себя, для своей семьи, но своими же руками разрушает все, и все катится в ад. Он разрывается между светлым и темным – в точности как Макбет, в точности как король Лир, в точности как Отелло. Это великая драма, конфликт человека и целого мира, и об этом всегда будут сочинять истории. В разные исторические времена о разных пьесах Шекспира говорили, что они непригодны для постановки на сцене. Но в любую эпоху найдется хотя бы одна из тридцати с лишним шескпировских пьес, которая будет в точности отражать реальность. Шекспир сам писал в тексте «Гамлета», что главная цель театра – быть зеркалом мира.
— Какой аудитории вы бы в первую очередь адресовали своего «Гамлета» и что хотели бы ей сказать?
— Я был бы рад любой аудитории — старым, молодым. Может, не слишком молодым, скажем, старше двенадцати-четырнадцати лет. Для детей некоторые вещи могут показаться страшными. А донести мне хотелось бы две вещи. Первая – это сама идея, что Гамлет говорит за нас, говорит в нас. А вторая – что пьеса на самом деле о ментальном здоровье. В нашем спектакле есть два персонажа, один из которых убивает себя, а другой всерьез задумывается об этом, и делает так, чтобы стать в результате жертвой убийства. Мне бы хотелось, чтобы люди говорили вслух о таких вещах, чтобы задумывались о своем психическом состоянии. Сейчас очень многие страдают от расстройств, мне самому приходилось проходить терапию и принимать антидепрессанты, я знаю, что это такое. Я выступаю за то, что такие проблемы нужно решать, а не стыдиться их. Наоборот, по-моему, в нашем мире безумие – это когда у человека все в порядке с психикой.
Текст и фото: British Council Kazakhstan
