Особенные дети: готовы ли мы их принять?

– Есть такое твердое правило, – сказал мне после Маленький принц.
– Встал поутру, умылся, привел себя в порядок – 
и сразу же приведи в порядок свою планету.
Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц»

 

– Ряд ровнее.
– Раз-два.
– Руки вверх, ноги вширь, – командует четырёхлетний Альберт.

Все зовут его Альбертик, но команды исправно выполняют. И те дети, кому шесть, и те, кому девять и даже те, кому 12.

Альбертик – тьютор, то есть наставник. Он работает в алматинском Центре социальной инклюзии с особенными детьми. Например, он умеет установить зрительный и речевой контакт с ребёнком, у которого аутизм, умеет вовлечь в игру, он знает, что такое инклюзия.

Сейчас Альбертик настраивает на работу подростковую инклюзивную команду – через полчаса они выйдут на сцену со спектаклем «В поисках Маленького принца».

Пока они настраиваются в холле Дворца школьников Алматы, в актовом зале идут другие номера. Необычные номера. Их дают дети, у которых есть проблемы со здоровьем, дети с ограниченными возможностями. Особые дети. Это первый в Алматы инклюзивный фестиваль «Красное яблоко». Его организовало управление образования Южной столицы, которое сейчас активно внедряет инклюзию в школах.
о как минимум 30, а то и больше (не все выступления сольные) детей с аутизмом и другими диагнозами почувствовали себя интересными, получили аплодисменты и улыбки зрителей.

31-м номером в сценарии стоит «Маленький принц» – постановка Центра социальной инклюзии. Они не конкурсанты, то есть подарки и награждения, как другие артисты фестиваля, не получат. Но они здесь не за этим.

– Это для них первый в жизни выход на сцену. И это главное – преодолеть свой страх, показать, что они приготовили, поработать в команде, поддержать друг друга, – говорит Салтанат Мурзалинова-Яковлева, координатор Центра социальной инклюзии, пока готовится её команда.

В ней и дети с самыми разными особенностями, и дети-тьюторы, как Альбертик, и студенты-волонтёры, и родители. У мам с папами задача – быть группой поддержки в зале, у тьюторов – помогать и наставлять, у особенных детей – преодолеть барьеры.
До их выступления остаются минуты. Но подростковая инклюзивная команда не просто ждёт своего выхода, а продолжает настраиваться.
Социальный психолог Лиза проверяет, всё ли в порядке с плакатом, который дети вынесут в конце спектакля.

Салтанат даёт последние наставления. Дети окружают её и внимательно слушают.
– Ты, если что, бери инициативу, я на тебя надеюсь!
– Микрофоны друг на друга не направляем, а то будут пищать.
– Не забудьте про нарастание атмосферы в конце.
– Родители в зале, смотрят на нас. Что делать, если зал не откликается, они знают.

Дело в том, что их «Маленький принц» – это не просто спектакль, а спектакль интерактивный. Цель артистов – получить отклик, вовлечь зрителей.

И вот, наконец, они выходят на сцену. Их постановка по мотивам «Маленького принца» де Сент-Экзюпери, конечно же, о детской вселенной, об их мечтах и страхах, о желании быть понятым и нужным, о взрослых, которые когда-то тоже были детьми, но не помнят об этом.

– Взрослые, когда ты говоришь им, что у тебя появился новый друг, никогда не спросят о самом главном: какой у него голос, в какие игры он играет, ловит ли он бабочек? Они всегда спрашивают, сколько ему лет, сколько у него братьев, сколько зарабатывает его отец. И после этого воображают, что они знают человека! – звучит со сцены.

А вместе со смешными и горькими истинами со сцены звучат песни. На которые – по задумке – должен откликнуться зал. И зал откликается.

Чтобы прослушать песню, наведите курсор мышки на фотогалерею, нажмите кнопку «воспроизведение» и отведите курсор в сторону

СпектакльЦСИ»Впоискахмаленькогопринца» by Slidely Photo Gallery

 

В конце представления команда разворачивает свой транспарант, и становится, наконец, понятно, что такое барьеры, и что с ними надо делать.
Спектакль получился трогательным. Взрослые в зале плакали, дети наблюдали за действом, не отрывая глаз. Потом зрители долго аплодировал стоя. Артисты остались довольны собой. И впечатлений получили на целую неделю обсуждений.

Все члены этой подростковой инклюзивной команды каждый день после занятий в школе обычной посещают Центр социальной инклюзии. Его создание – это родительская инициатива.

– И в этом его уникальность, – подхватывает координатор проекта Салтанат Мурзалинова-Яковлева. – Это мамы и папы, у которых обычные дети и дети с особенностями в развитии. Это родители, которые не стали ждать какой-то инициативы сверху. Хочешь сделать хорошо – сделай сам. Я тоже родитель, у меня два ребёнка здесь. Они тьюторы, уже давно работают в этой программе. У нас три направления – спортивное, творческое, образовательное. В спортивном мы работаем уже давно. Творческое направление – это не просто мастерские, это мастерские, где мы что-то создаём. Например, анимацию – мы делаем мультик «Маленький принц».

А образовательное направление ведётся в Школе науки популярного казахстанского журнала для подростков «Ойла». Центр договорился с редакцией о партнёрстве, и вот теперь инклюзивная команда собирается именно здесь. Есть утренние группы для тех ребят, которые учатся во вторую смену, и дневные – для тех, кто с первой. Это дополнительное образование.

– В «Ойла» мы изучаем, как, например, появилась Земля. Или разбираем силу гравитации или силу трения. А вот сегодня мы изучаем клетку – животную и растительную, – объясняет 12-летний наставник Чингис Яковлев или просто Чинга, как его здесь называют.

– Не спим, пожалуйста, – начинает занятие социальный психолог Елизавета Макеева. – Мы для спящих делаем разминку. Если кто-то засыпает, мы встаём, начинаем бегать, прыгать, приседать. Сейчас, чтобы немножко настроиться – потому что вы все прибежали откуда-то запыханные – посмотрим небольшую зарисовку про то, как учёные открыли клетку. А потом будем делать объёмную модель клетки – чтобы понять, как она работает. Одна команда будет делать модель растительной клетки, вторая – модель животной. Я сделала много теста для лепки, я купила красители, мы будем смешивать краски и лепить.

Начинается показ научно-популярного фильма об открытии клетки. Дети затихают, смотрят внимательно. А Лиза объясняет, в чём особенность среды, которую они здесь создают, почему она благоприятна не только для особенных детей, но и для обычных или, если говорить медицинским языком, нормотипичных:
– Обычные ребята, школьники изначально приходят с настроем, что они будут помогать особенным детям. Они знают, что эта форма инклюзивная, что ребятки могут быть разные. Айгерим у нас на коляске, у Кыдырали аутизм, Адиль преодолел аутизм, но у него есть проблема с отставанием в развитии. И ребята приходят с настроем, что они будут дружить, что они будут помогать преодолевать своему другу какие-то проблемы. И поэтому исходно создаётся безопасная ситуация для любого ребёнка.

Сохранять атмосферу дружественности обычных ребят учат отдельно – в Школе юного тьютора, которая работает тут же. Сегодня среди наставников есть новички, а есть настоящие профессионалы инклюзии, которые уже полгода сопровождают проект. Про Чингу и Альбертика уже рассказывалось. А есть ещё Элина, Богдан, Рита…

– Конечно, любой кризисный ребёнок – это некий вызов обществу, – продолжает рассказывать Лиза, пока дети лепят клетки из теста. – То есть мы не можем занятия построить формально или допустить в атмосфере напряжение, злость, непонимание, удовлетворение. Ситуация должна быть аффектирующей для особенного ребёнка – чтобы ему захотелось включиться, чтобы он заразился интересом ребят, дружественностью, образовательным действием, которое мы ведём. Самое главное – как пробудить в них эту заинтересованность? Мы то опыт делаем, то модель лепим, то исследуем что-то через микроскоп.

Пора посмотреть, получается ли что-то у начинающих исследователей? Очевидно, получается. Тесто раскрасили – в розовый, жёлтый, голубой… Теперь каждый член команды должен внести свой вклад в общее дело. Один ответственен за ядро, другой лепит аппарат Гольджи, третий – лизосому. Но сверхзадача – не слепить что-нибудь, хоть что, а научиться.

Чинге очень нравится слово «митохондрия». Он произносит его со смаком, нажимая на «х». Поэтому ему поручено объяснить всей группе, какую функцию в клетке выполняет эта самая митохондрия.

Инклюзия подразумевает, что дети с особенностями должны учиться в обычных школах, а не специализированных. Они и учатся. Но как – насколько они там вовлечены в процесс? Насколько государственный образовательный стандарт для этого подходит? Может ли школьный коллектив понять и принять их?

Мама Кыдырали, например, делится с психологом, что в обычной школе он, как правило, один. На перемене он сидит в углу, а одноклассники играют сами по себе.
– Это, собственно говоря, та проблема, которую мы здесь пытаемся решить, – говорит Елизавета Макеева. – У нас много бытовых непосредственных сцен. Элина (юный тьютор, – прим. ред.) приходит, говорит: «Камила, давай вместе что-нибудь сделаем, а ты придёшь сегодня ко мне в гости?» То есть она такое шефство над ней берёт. Если ребята видят, что Кыдырали ушёл и сидит один, они его догоняют: «Давай скорее с нами! Ты что опять из контакта ушёл? Возвращайся!»

Выходит, недостаточно поместить особенного ребёнка в стандартную социальную ситуацию.

– Фокус нашего внимания в том, чтобы создавать среду. Просто работать с особенным ребёнком без среды, которая готова к нему, – бесполезно, – уверена Салтанат. – Всё, что он наработал, уйдёт в никуда. Куратор нашей Школы юного тьютора – университет в Финляндии. Когда мы спрашиваем, есть ли у них инклюзивные школы, они очень удивляются такому вопросу. У них каждая школа может принять особенного ребёнка. Но мы понимаем, что не можем просто взять чужую методику и внедрить в Казахстане. Мы должны разработать свою методику инклюзивного образования. И важно понять, что надо уйти от многих вещей – в том числе и нашему Министерству образования и науки. В том виде, в котором инклюзивное образование существует сейчас, оно требует большой доработки, диалога с обществом. Но когда мы говорим о недостатках – это не повод покуражиться.

Инклюзия всё равно потребует изменить формат урока, форму преподавания – оно должно быть более визуализированным, более прикладным, более непосредственным. Чтобы особенный ребёнок понял явление, он должен его прожить, пощупать руками, слепить сам – как клетку.

Формальные уроки – когда учитель рассказывает об абстрактных вещах, а дети должны сидеть тихо и слушать – не подойдут.

– А педагоги, обычные учителя в школах к инклюзии готовы?
– В массе педагоги не готовы. Есть педагоги прекрасные, для которых нет барьеров. Но есть и те, кто не сможет. Если они заточены на результат, и если их ещё и, простите, тюкают сверху постоянно, естественно, они не будут думать об инклюзии. Педагоги на самом деле находятся в зависимом положении. Мне их жаль в этом плане: от них требуют результата – это главная ошибка. Если бы их сделали партнёрами и помогали им создавать атмосферу, то это был бы совершенно другой путь развития для наших детей. А когда педагогам спускают тесты, которые не совпадают с программой, дети спрашивают, почему они не совпадают с программой, а учителя не могут ответить на этот вопрос адекватно – то это большая-большая ложь. Которая выглядит для преподавателей как подстава, а для учеников – как возможность дальше врать. Вот таким образом система ломает в принципе отношения между ребёнком и миром. И естественно, когда им по указке спускают в класс особенного ребёнка, они сразу встают в оборонительную позицию.

– Это проблема неинформированности, – добавляет уже социальный психолог Елизавета Макеева. – Проблема инклюзии мало обсуждается в СМИ, на телевидении, между людьми. Поэтому, когда особенный ребёнок приходит в класс, обычные школьники не знают, как себя с ним вести, и не всегда умеют сопереживать. Мы нашим ребятам-тьюторам говорим: «Ты пойми, что никто не застрахован от беды. Могло произойти что угодно, и на месте особенного ребёнка могли оказаться ты или твой брат, или сестрёнка».

Но самое слабое звено в этой проблеме даже не подростки, которые, как показывает опыт Школы тьютора, способны на дружбу и принятие. Самое слабое звено – взрослые. По наблюдениям Салтанат, среди родителей обычных детей очень распространена позиция «не играй с ним, он заразный, я не хочу, чтобы в нашем классе был такой ребёнок» и так далее – в меру воспитания или в меру испорченности.

Действительно – до недавнего времени всё было так удобно устроено для обычного человека, что он не сталкивался с отличающимися от него людьми ни на улице, ни в супермаркете, ни в школе. Особенные были изолированы – в специальные классы, в спецучреждения, в свои сообщества.

С другой стороны, многие эксплуатируют такой образ, что жизнь человека с ограниченными возможностями – это нищенствование. Но организаторы Центра социальной инклюзии, видимо, не из тех, кто просто жалуется.

Они настроены создать в обществе правильный образ особенного человека – как человека равного, способного, успешного. А 1 сентября совместно с проектом «Ойла» и при поддержке управления образования Алматы они запускают экспериментальную инклюзивную школу. И это будет уже не центром дополнительного образования, а полноценным образовательным учреждением.

– У нас есть команда – в том числе обычных детей, чьи родители приняли решение, что они будут учиться в этой инклюзивной школе. Мы за это им очень благодарны. Они увидели результат, который получился за год – пока мы работали в формате дополнительного образования, – говорит Салтанат Мурзалинова-Яковлева.

Этот проект – социальный. Организаторы ЦСИ – люди, которые объединились ради идеи. Конечно, они работают с грантодателями, как в случаях, например, когда необходимо произвести видеоуроки. Ищут гранты на зарплаты специалистам, психологам, педагогам. Но гарантируют, что никогда не переведут инклюзивную школу и весь проект в формат «клиент – услуга». То есть родители ничего не платят и платить не будут.

– Другое дело, что бизнес-структуры, госструктуры здесь могли бы нашу социальную площадку поддержать. Потому что, к сожалению, среди моих друзей, наверное, уже каждый пятый имеет ребёнка с особенностями. И их количество растёт. Но часто человек задумывается об этом, только когда проблема его лично коснётся, – отмечает Салтанат.

– После того, как мы в течение полугода делали семинары по инклюзивному образованию в школах Алматы, нам стало ясно, что вот эта нехватка информации – у педагога в том числе и в школах в целом – имеет большое значение.  И мы стали обучающие видеоуроки снимать, чтобы показать пример – как, допустим, в Школе науки «Ойла» мы с педагогами, предметниками решаем вопрос инклюзивного урока (ролики производятся на грант, полученный от компании Chevron, – прим. ред). А у нас получилось создать очень увлекательную атмосферу. И для обычных ребят – тоже. Они с радостью приходят на занятия, они с радостью готовятся, спрашивают, какие материалы прочитать, они делают проекты, они их презентуют. Мы получаем и у обычных детей усиленную познавательную мотивацию. Он же мир открывает особенному ребёнку! – делится опытом Лиза.

По наблюдениям психолога, когда обычный школьник сопровождает ребёнка с особенностями по образовательной теме, он её лучше усваивает, потому что думает о том, как ему лучше донести информацию, как понятнее объяснить, как показать.

Стоит отметить, что ученики инклюзивной школы будут сдавать те же контрольные (СОР и СОЧ), как положено в системе среднего образования. Тем более, что Школа науки «Ойла» запустит с нового года подготовку к экзаменам и ЕНТ. Так что «Ойла» – гарант того, что экспериментальная организация будет включена в программу комплексной подготовки.

– Мы вдохновлены, дети счастливы, – признаётся Лиза. – Они спрашивают: «Когда у нас уже будет своя школа?!» Мы хотим сделать такую, что называется, рекламу инклюзии. Показать, что инклюзивная школа может быть успешной – как для обычных детей, так и для кризисных.

---

Этим материалом портал «Добрые вести» начинает цикл публикаций об инклюзии в Казахстане, который приурочен к 1 июня – Дню защиты детей.